4. The staircase with trophies by Giovanni Battista Piranesi
From Carceri d’invenzione
КОНТРАБАНДИСТ СЕРЕГА
Хотя камера была рассчитана на шестерых, относительно хорошо я помню лишь троих. Одна койка была вообще типа перевалочной станции: в нее переводили ночью и следующей ночью же его и забирали – как того бедного нарика, которого я увидел в первую ночь. Подлинное предназначение койки оставалось тайной: может, дирекция пользовалась ею, чтобы прятать заключенных от их адвокатов? Так думал Серджио, но я не спешил соглашаться. Серджио вообще считал, что нет такой грязной уловки, к которой не прибегнет римская полиция. Особенно он любил рассуждать на тему цыганских мальчиков, взятых за бродяжничество и сдававшихся на прокат богатым арабам. Конец у каждой его истории был один: слушатели должны были поклясться здоровьем матери, что не раскроют имя рассказчика. «Да вы знаете, что со мной сделают, если узнают?» Он проводил воображаемой бритвой по горлу.
Аудитория хавала по полной: Серджио пользовался авторитетом. Во-первых, он был единственным итальянцем в камере; во-вторых, он был единственным, кто сидел за реальное преступление – контрабанду оружия. Остальные были вроде меня: попали когда не надо туда где не надо без возможности внести залог. Когда мы спрашивали Серджио, почему он не мог сотрудничать со следствием и благополучно вернуться к маме, он начинал безумно вращать глазами: «Вы что, не секете, что со мной сделают?» Точно так же он не распространялся об обстоятельствах ареста и его деятельности вообще. «Вы что, не секете» и т.д. Все же, несмотря на дамоклов меч мафии над его головой, пару раз он намекал, что его предали, и предателю уже если не капут, то пару мизинцев точно отрезали, что впоследствии наводило меня на мысль, что до ареста Серджио часто посещал дешевые кинотеатрики на пьяцца Национале, которые показывали фильмы про якузу.
Внешне Серджио выглядел как типичный «латинский любовник» из голливуда. Густые черные кудряшки, большие глаза как оливки, и вечная капризная гримаса на лице: Что я, гордый римлянин из Париоли, делаю в этом месте с этими людишками?
А еще он был обязан своим авторитетом тому, что все остальные были иностранцы и мало что знали о Риме и Италии вообще, так что он мог бесстрашно нести любую ахинею, по крайней мере, обо всем, что не выходило за пределы Рима. Дальше заходить он не решался, особенно с тех пор, как у нас побывал «транзитник» из Турина. Серджио любил разглагольствовать о том, какие северяне тупыыые – другим группам тоже доставалось, но особенно северянам. Туринец был постарше Серджио и выдал ему все, что он думал о «южных паразитах» и что он «ждет не дождется, когда Север выйдет из Италии и присоединится к Европе, а Юг может со всеми своими мафиями возвращаться в Африку, где ему самое место.»
Серджио расстроился, но спорить не полез. «Да ладно тебе…» Он помахал в духе, Что ты заводишься из-за ерунды.
Но на следующий день туринца не было, и Серджио немедленно бросился возрождать свою репутацию. «Жалко мне этого мужика,» цедил он, щедро раздавая мамины шоколадки и виноград. «Нечего тут ему делать. Не выживет он. Я ведь почему не хотел связываться с ним?» Он понизил голос и кивнул на охранника в коридоре. «Все эти охранники – они мудаки-патриоты. Если бы они услышали, как он поливает Юг, он бы здесь дня не прожил. Они знают, что делать с северянами, которые вые…ся. Здесь такие камеры есть…» прошептал он. «Я чуть не попал в такую. Когда они хотели из меня выбить фамилии. Только мои друзья снаружи, они объяснили кому надо, что это плохо кончится. Вендетта! Так что они меня оставили в покое. Но я бы никому не пожелал попасть в такую камеру! ты потом сам себя не узнаешь!»
Он беспокойно вгляделся нам в лица, как бы проверяя, вернул ли он себе прежний статус. «Да нормальный он мужик, туринец этот. Но в этом-то и дело, все эти миланцы-туринцы, они может и умные, но в Риме это не канает ни разу! Потому что мы римляне, мы furbi, мы хитрые.» В качестве иллюстрации он подтянул вниз кожу под правым глазом. «Один на один, они без шансов. Они только и умеют, что вкалывать. Как немцы.» А уж немцы в табеле рангов Серджио были в самом низу. Они жили для своего тупого арбайта. Только самый тупой сицилианский овцеёб жаждал поехать в Германию работать на Мерседес-Бенц. Потом они все возвращались, потому что кто может выдержать эту немецкую еду? Серджио несло и несло…
Опять начинаю анализировать и переанализировать. А правильно ли мы его понимали? Итальянский язык достаточно легок для понимания, и Серджио, надо отметить, говорил на стандартном языке, без диалектных примочек. И все же – до какой степени его авторитет зижделся на потенциальном недопонимании? Скажем так: наверняка были случаи, когда один из нас мог бы ему возразить, но стеснялся из-за его лингвистического преимущества.
Сам Серджио вряд ли осознавал такие нюансы – он был законченный нарциссист, наши мысли и чувства были ему пофиг – но вот что интересно: когда такой, в общем-то, засранец, вдруг оказывается в позиции авторитета, связным с внешним миром и толкователем мира для группы иностранных долбо..ов, которые были настолько глупы, чтобы оказаться за решеткой ни за что ни про что – по-моему, это было адекватная компенсация за траву, вино, и хороший эспрессо, которых он был лишен в тюрьме. Я ушел, а он остался – не знаю, сколько он там провел в общей сложности, но допускаю, что у него остались вполне теплые воспоминания о РЧ, несмотря на бесконечное нытье о том, как все здесь ужасно, schifoso. По крайней мере среди нас он был “голова”; снаружи, может и не очень.
***
С самого начала я твердо решил, что, как бы события ни развернулись, мой стакан был наполовину полон, и посему решил относиться к РЧ как очередной туристической достопримечательности. Особенно потому, что по грязи и заброшенности РЧ не уступала любому другому Форуму Вечного города. И ваще, разве из Петропавловской крепости не сделали исторический музей? Так почему бы в будущем не показать туристам камеру, которую я почтил своим недолгим пребыванием? Бухгалтеры из Канзаса и Кантона будут вздыхать о моих тяготах. Нет, я не претендую на то, чтобы ставить Реджину в одну категорию с Колизеем, но все же это в помещении, правильно? Так что в дождливый день, если бухгалтеры уже прибалдели от Ватикана и им западло мочить ноги в Форо Романо – Реджина Ч звучит как вполне адекватная замена. К тому же изобретательный куратор мог бы запросто найти пару знаменитых или полу-знаменитых соратников Гарибальди или стойких антифашистов, которых терзали в сырых застенках РЧ.
Похоже, что та же идея пришла на ум многим заключенным до меня. Стенки были покрыты граффити настолько плотно, что найти свободное место было совершенно невозможно. Я вооружился зажигалкой и продолжал искать. Время сделало большинство граффити неразборчивыми, но я продолжал ковыряться, чистый Шлиман в Трое (я только что узнал, что troia – один из 900 итальянских эквивалентов слова «б…», но это опять же ни туда ни сюда, лексикон мой рос не по дням, а по минутам, хотя и в не совсем правильном направлении).
– Серджио! Итальянская сборная не выигрывала чемпионат мира с 1938 года, правильно?
– Э… – Серджио вздохнул. (потряхивая левой рукой) «Вот зачем ты об этом, Russо? Когда твоя команда хоть что-то выиграла?
– Я просто нашел граффити Azzurri Campioni del Mondo, вот и все. Значит, это самое позднее 1938.
– И что?
– И то, что здесь не чистили уже 37 лет?
– И что? Здесь тебе не Хилтон! У вас небось ваще!
Надо же, даже у Муссолини не дошли руки, чтобы почистить старую добрую Реджину. Это тебе не поезда пускать по расписанию.
Но я не собирался сдаваться истории. Я был полностью уверен, что завтра я встречусь с судьей и покину это место навсегда.