Giovanni Battista Piranesi
From Carceri d’invenzione
ХОЧУ СУДЬЮ-ТРОЦКИСТА
День открылся многообещающе:
– Эээ… Гур-чев? Не, не, aspetta…- Охранник поднес к глазам список, чтобы еще раз попробовать произнести мою фамилию. – Гру-чо?
– Граучо. – Я подошел к решетке. – Это я.
– Пошли. Твой адвокат явился.
Я вспомнил, что на Западе, как и в России, подсудимым назначали общественного защитника. В Союзе назначенный защитник занимался в основном тем, что собирал характеристики с работы и от друзей, чтобы показать судье, что ты в общем-то нормальный пацан, старушек через улицу – да, взломал ларек, ну… а-сту-пился! С кем не бывает, гражданин судья? Тем более что пожилые родители, беременная жена, трое детей…Так что 5 лет за пару ящиков водки и закусь – это многовато, а вот два и два условно – это самый раз, потому что как хорошо известно, советский суд, он самый гуманный, да какие там алиби-отпечатки-пальцев, вы с ума сошли, вы советской милици не верите?
Выдержав непродолжительную паузу, судья просыпался и просил защитника повторить рекомендацию. Затем он долго считал столбиком, да и ручка не писала, что одна, что другая… и объявлял вердикт: три и три. Я слышал об оправдательных решениях, но это всегда были какие-то чрезвычайные обстоятельства, типа обвиняемый жил на одной площадке с родителями космонавта Поповича или нечто в этом духе.
Но итальянский общественный защитник будет другим, я был уверен: он подвергнет сомнениям результаты расследования, он не пропустит ни одного нарушения в ходе ареста, присяжные прослезятся, и я пролечу из зала суда к свободе как Нуреев в парижском аэропорту Орли.
С другой стороны, зачем он вообще был нужен, если одессит уже во всем сознался, и я был невиновен по логике вещей? И все же меня как исправного читателя детективов подмывало любопытство увидеть итальянского Перри Мэйсона в работе!
На встречу с адвокатом привели всех четверых. В тюрьме мы общались не очень. Во время прогулки на тюремном дворе я наткнулся на одного из Инженеров. Он вел себя недружелюбно.
– Это все твоя вина! Почему ты не сказал полиции, что произошло, сразу же, как только они явились?
– А почему вы этого сами не сделали, раз такие умные? Увлеклись друг другу отсасывать в другой комнате?
Да, я перебрал, каюсь, но такие обвинения не располагают к симметричности.
Он замахнулся. Я особенно не испугался – этот тип скорее отдаст полтинник на обед и ключи от машины, чем будет драться – но предусмотрительно отошел. Кто его знает, на что способен пожиратель бульбы после нескольких дней на пасте с фасолью.
– Сам ты пидор! – вскричал бульбаш. – Я что, по-итальянски говорю? Ты один, кто говорил! Говнюк!
Он сплюнул мне под ноги и произвел драматический выход. Даром что шляпой с перьями не махнул.
Я оцепенел. Я знаю, что не надо вые…ся своими познаниями, будь то примитивный итальянский или умение украсть машину за 60 секунд, но я почему-то все забываю, что познания могут и будут использованы против тебя же. Подлинное просветление было за горами.
***
Аvvocato был такой же стандартный итальянский красавчик, как и Серджио, вырядившийся на все сто, в прекрасно сидящем кремовом костюме и отглаженной белой рубашке, подчеркивавшей его загар. Что говорить, мама постаралась. Обошлись без рукопожатий, и слава богу: его руки были выхолены, ногти наманикюрены бесцветным лаком. Не разбираюсь в одеколонах, но догадываюсь, что его парфум стоил будь здоров. И выражение-то у него было как у Серджио, презрительно-недоумевающее – «что я делаю с этими изгоями?» Я чувствовал себя как Жан Вальжан, которого только что вытащили из темницы и который выбирал соломинки из своих немытых сбившихся в комок волос.
Защитник объяснил, что он ознакомился с материалами дела, и в целом у нас был хороший шанс, что дело прекратят, но –
– Что «но»? – взорвались инженеры. – Он – тыкая пальцем на одессита – он во всем сознался! Что еще надо?
– Всякое бывает, – защитник сказал осторожно. – Суд, знаете ли, это такое дело, это целая система, да что говорить, вся страна такая, это такой бардак, bel casino, вечно все не так…
Я уже не буду описывать движения его рук – они не знали покоя.
Мы оцепенели. – И что же теперь делать? – спросил один из Инженеров.
– Да, я вот как раз собирался… у вас есть деньги оплатить мои услуги?
Гром среди ясного неба. Молодой одинокий эмигрант с деньгами? Нам разрешили вывезти из страны по $140 с носа. Кто-то вложился в фотоаппараты (якобы советская оптическая техника котировалась на итальянских блошиных рынках), у кого-то хватило только на матрешки и другой китч. Но наличные?
– Нет у нас ничего.
– Но снаружи? – адвокат настаивал. – Друзья, родственники? Всего-то сто тысяч лир.
Т.е. $150 – месячное пособие от еврейского агентства.
– Да чего это мы будем платить? – взревели Инженеры на русском. – Ты – опять тыкая на одессита – ты нас в это дело вовлек, ты и плати! Пусть только попробуют нам в американской визе отказать – да мы тебя засудим!
– Засудил один такой, – хмыкнул одессит. – Вот мои кореша из Дойча пришлепают, они тебе покажут и суд и пересуд. – Он выразительно ударил кулаком по левой ладони. – В любом случае, у меня сейчас что, деньги есть? На, ищи – он рванул на себе рубаху довженковским жестом.
– Ma cosa succede? – Адвокат занервничал. Он не мог не почувствовать, что разговор принимал неприятный оборот, и, несмотря на охранников неподалеку, уже готов был обмочиться в свои наглаженные брюки. – Что происходит, вы можете мне объяснить?
– Да ничего, – сказал я. – Они каждый предлагают заплатить. Вопрос чести – onore, capito? Русские люди – люди чести, вы читали Толстого?
– Ну да, Толстой, certo… Familia Karamazov, так?” Он взглянул на меня скептически – что-то здесь не сходилось.
– В любом случае, не волнуйтесь, – сказал я. – Я разберусь, я позвоню дяде в Израиль–
– А, Израиль: bene, bene… – адвокат возбудился.
Еще бы, все это еврейское золотишко, кто же устоит перед таким соблазном…
– … он переведет деньги прямо вам на счет.
– А… нет, здесь маленькая проблема. – Адвокат нахмурился. – Итальянская банковая система, это такой бардак, вся страна бардак… а наличными никак?
– А как? – я продолжал играть в дурачка.
– О чем ты там с ним трепешься? – завопили Инженеры. – Ты уже нас продал один раз, теперь ты пытаешься себе выторговать сделку вместе со своим одесским раклом на пару?
– Не, ну это все… – одессит начал привставать.
– Ша, – сказал я. Клянусь, так и сказал. Нет, правда, нам еще драки не хватало, чтобы охранники прибежали. – Он согласился взять деньги после слушания. И если бы вы с вашей паранойей не влезли, я бы его уже дожал до полтинника с носа.
***
– Mannagia, – Серджио выругался. – Ты подумай! Всех этих уродов адвокатов надо в море сбросить! Конечно, это все бесплатно. Я – как налогоплательщик- я уже заплатил за вас!
– Ты еще и налоги платишь?
– Я? Я вообще никого не знаю, кто налоги платит. Кроме тупых туринцев.
Таки он тебя достал, подумал я. – Так что, думаешь, я могу его послать?
– Только после слушания.
– А если он потребует аванс? Он может нам свинью подложить с судьей?
– Запросто. – Серджио свято верил в то, что стакан наполовину полон для него и наполовину пуст для всех остальных.
– Но я же могу пожаловаться, что он у нас вымогает гонорар?
– Можешь, но это твое слово против его. Он член коллегии, а ты засранец-иностранец. – Серджио ухмыльнулся. – Это тебе не твои Ю-най-тед Стейтс оф А-ме-ри-ка.
***
Я старался держаться в положительном режиме, но ситуация с адвокатом – это для меня было многовато. Я провел бессонную ночь, представляя себе престарелого судью-фашиста, который после увещеваний предателя-адвоката с удовольствием избавит Италию от четверых грязных евреев. Стоп, как раз fascisti евреев более-менее не дергали, хотя всегда могла попасться вшивая овца, который сражался под Сталинградом и который при виде нас вспомнит о суровой зиме 42-го и драке за кусок лошадиного мяса.
А если он окажется коммунистом? В таком случае в его глазах наше присутствие было само по себе оскорбительным – крысы с тонущего корабля «Социализм», люди, чье само существование опровергало концепцию пролетарского рая, предатели дела, за которое он положил жизнь… Стоп, здесь опять же могли быть нюансы. Он мог быть сталинистом, и в этом случае серьезный срок был гарантирован (я уже знал, что в Италии отменили смертную казнь), или же маоист или троцкист, и тогда… точно. Троцкист – это был шанс.
На рассвете, разбитый, я поднялся в туалет. Я был совершенно изможден политической неясностью итальянского правосудия. Возможность справедливого суда как-то не приходила в голову.
вперед